|
|
|
|
Религия и мифология>>Библейские мотивы в творчестве М.Ю. Лермонтова 
Министерство образования Российской Федерации
Чувашский государственный педагогический институт им.И.Я.Яковлева
Филологический факультет
Кафедра литературы
Библейские мотивы
в творчестве М.Ю.Лермонтова
Дипломное сочинение
студентки V курса
Михайловой Ирины Петровны
Научный руководитель -
доцент кафедры литературы
Агапова Н.Г.
Чебоксары - 1996
Содержание
| |страница |
|Введение |3 |
|Глава I. Лермонтов и Библия |10 |
|( 1. М.Ю. Лермонтов и мир Ветхого Завета |10 |
|( 2. Апокалипсис, его основные мотивы в творчестве |29 |
|Лермонтова | |
|Глава II. Молитвенная лирика Лермонтова |38 |
|Заключение |57 |
|Библиография |60 |
Введение
М.Ю. Лермонтов - очень сложное явление в истории литературной жизни
России. Поэт, проживший всего 26 лет и оставивший относительно небольшое
литературное наследство, до сих пор остается неразгаданной и до конца не
понятой личностью. В литературной критике творчества Лермонтова, начиная с
прижизненных публикаций и кончая сегодняшним днем, можно наблюдать острую
борьбу мнений, подчас полностью противоположных, искусственные
выпрямления, идейные затемнения и неизбежное проявление исторической
ограниченности - черты, в которых отразился ход развития русской истории
и русской культуры со всеми его противоречиями.
Гоголь, со слов Жуковского, определил существо лермонтовской поэзии
словом "безочарование" [30, 1]. Люди различных эпох, различного душевного
строя, умственных сил, религиозных устремлений сходились в общем
"безочаровании" от Лермонтова. Гоголь в статье о русской лирике уделил
Лермонтову места менее, чем Языкову. Ценитель и друг Жуковского, Пушкина,
Гоголя Плетнев дал такую оценку Лермонтова: "Это был после Байрона и
Пушкина фокусник, который гримасами своими умел толпе напомнить своих
предшественников. Придет время, и о Лермонтове забудут" [30,2]. Такое
мнение разделялось едва ли не большинством знавших Лермонтова людей. Иван
Аксаков: "Поэзия Лермонтова - это тоска души, болеющей от своей собственной
пустоты вследствие безверия и отсутствия идеалов" [30,2]. Достоевский
выразился про своего Ставрогина: "в злобе выходил прогресс даже против
Лермонтова"[30,2]. Вл.С.Соловьев только завершил историю всеобщего
“безочарования” Лермонтовым, устрашась за религиозную судьбу того, в
котором "демон кровожадности" к концу жизни уступил "большую часть своей
силы своему брату, "демону нечистоты". Он определил религиозную судьбу
Лермонтова, как гибель, а долг читателей увидел в том, чтобы обличением
демонизма, обуявшего Лермонтова "демона гордости", "уменьшить хоть сколько-
нибудь тяжесть, лежащую на этой великой душе” [30,2]. Из приведенных мнений
следует, что вопрос о своеобразном религиозном мировоззрении Лермонтова
возник, уже по мере выхода в свет его произведений.
В.Г.Белинский, поначалу также принадлежавший к этому лагерю,
впоследствии переменил свое мнение о Лермонтове. Собственно с его работ и
началось изучение творчества Лермонтова в литературоведческом плане.
Очень важны в раскрытии лермонтовского творчества статьи о нем
Аполлона Григорьева, боровшегося с Лермонтовым, тяготевшего к нему и во
многом глубоко его постигавшего. Также как и Шевырев он боролся с
"гордыней духа", занесенной с Запада.
Детализированное изучение Лермонтова в духе старой академической
науки началось главным образом в последние десятилетия ХIХ века и было
продолжено в нашем столетии. Сторонники этого воззрения видели в
Лермонтове крайнего индивидуалиста, выразителя "чисто отрицательного
взгляда", скептического романтика, сомневающегося во всех человеческих
ценностях и опирающегося на чужие - отечественные и западноевропейские -
образцы, в которых такое миропонимание представлялось художественно
закрепленным. Работы о жизни и творчестве Лермонтова представителей этой
науки А.Н. Пынина, П.А. Висковатова, В.Д. Спасовича, Д.И. Абрамовича, Н.А.
Котляревского и др. знаменуют новый этап в исследовании поэта. Среди
различных тем и разработок рассматривается и вопрос о религиозности поэта и
его байронизме, демонизме. Затрагивается также проблема религиозного
воспитания Лермонтова в доме его бабушки Е.А. Арсеньевой. Трудами
названных выше ученных (особенно трудами Висковатого) был накоплен и
частично, по мере сил, обобщен большой материал фактов и наблюдений, без
которого наше знание о Лермонтове и общее представление о нем были бы
значительно беднее.
В 1892-1894 г.г. в Казанском университете А.А. Царевский читает
лекции и произносит торжественные речи о Православии и о значении русской
словесности в национальном русском образовании. Царевского интересует,
почему в России наблюдается недостаточная читаемость произведений
Лермонтова? Совместимы ли понятия религиозности и народности
Лермонтова [92,13]?
В последние предреволюционные годы публикуют свои работы такие
исследователи творчества Лермонтова как С.Н.Дурылин "Судьба Лермонтова",
Л.П.Семенов "Лермонтов и Библия", М.Никитин "Идеи о боге и судьбе в
творчестве М.Ю.Лермонтова”, С.В.Шувалов "Религия Лермонтова"[см.библ.].
Все эти работы можно назвать первыми основательными,
специализированными исследованиями, в которых авторы решают один и тот же
вопрос, обозначившийся еще при жизни поэта. Каково же действительное
отношение Лермонтова к Богу, к Библии; верит ли он в судьбу; откуда берет
свои истоки воинствующая богоборческая, демоническая лирика, и как в то же
время появляются лучшие образы традиционной молитвы ко Всевышнему в его
творчестве?
Л.Семенов отмечает в своей работе серьезное влияние Библии на
творчество Лермонтова. Она помогает поэту "в минуту жизни трудную", к ней
он обращается в поисках новых мотивов. С.Н.Дурылин считает, чтоЛермонтов
в конце своего творческого пути устает от демонического начала в своей
душе и приходит к написанию "чудных молитв", чистых, светлых, полных
веры, надежды и любви.
Параллельно с такими воззрениями продолжает набирать обороты
богоборческая, антирелигиозная направленность в исследованиях творчества
Лермонтова. Начало свое она берет из высказываний Герцена и Добролюбова.
Еще одним крайним выражением поляризации мысли в подходе к Лермонтову
явился формализм. Формалисты стали рассматривать стихотворения лишь с их
структурной и звуковой стороны (те же самые молитвы ими оценивались с точки
зрения строфики, размера, совершенно не обращалось внимание на их
идейно-эмоциональный план). Такой подход можно наблюдать и в советском
литературоведении. К формалистским относится книга о Лермонтове
Б.Эйхенбаума (1924 года).
Второе и третье десятилетия ХХ века (повлияла Октябрьская революция)
характеризуются исключительно острым столкновением идеологий и
методологий. Но приблизительно к концу 30-х годов острый антагонизм в
толковании Лермонтова исчезает: точки зрения и подходы исследователей
сближаются. Начинается синтетическое, многостороннее изучение поэта с
учетом всех прежних достижений, но идейно однобокое. Лучшие лермонтоведы,
такие как Л.Я. Гинзбург, Е.Н. Михайлова, И.Л.Андроников, В.А. Мануйлов
предпочитают не затрагивать тему библейского влияния на поэта. А если и
касаются ее, то лишь бегло, поверхностно, с точки зрения богоборческой
направленности. Архипов в своей книге "М.Ю.Лермонтов. Поэзия познания и
действия" пишет об атеистическом мировоззрении поэта. "При всех видимых или
кажущихся противоречиях и отступлениях у Лермонтова была стройная
атеистическая философия, нашедшая в лирике и поэмах богоборческую формулу
выражения. В русской поэзии всегда велись ожесточенные схватки с Богом
(Полежаева, Есенина, Маяковского). И едва ли будет ошибкой сказать, что
поэзия богоборчества имела в виду не столько царя небесного, сколько
земного"[7,65].
В 60-х же годах появляются исследования, названия которых говорят
сами за себя: "Антирелигиозные и антиклерикальные идеи в русской литературе
ХIХ века" Н.В.Карпова и М.Ю.Попова [40] и "М.Ю.Лермонтов - обличитель
церкви и религиозных догматов" А.П.Рубановича [ 80].
В1981 году выходит в свет "Лермонтовская энциклопедия", где
появляются отдельные статьи: "Религиозные мотивы", "Библейские мотивы",
"Богоборческие мотивы" и "Демонизм", все они тесно соотнесены друг с
другом [47].
В постперестроечное время вновь стали появляться статьи и заметки в
журналах, комментирующие связь Лермонтова с Библией на примерах одного или
группы стихотворений. Появились новые исследования: Котельникова
"Христианские мотивы у русских поэтов"[43]; Т. Жирмунской "Русские поэты и
Библия"[34]. Кроме этого стали публиковаться в литературных газетах статьи,
изданные на западе нашими русскими эмигрантами (статья И. Лукаша о цикле
стихотворений-молитв у Лермонтова).
Таким образом, не трудно заметить, что в литературоведении
(лермонтоведении) вновь возникает пристальный интерес к этой проблеме,
делаются попытки, пусть пока на материале отдельных произведений,
исследовать вопрос, интересующий многих. Для критиков здесь открывается
поле для дальнейшей деятельности. И данная работа- это лишь маленькая
попытка на основе всего имеющегося на сегодняшний день материала обозначить
и рассмотреть основные, наиболее важные, моменты противоречивого
лермонтовского отношения к Библии.
Название работы - "Библейские мотивы в творчестве М.Ю. Лермонтова"
- весьма распространенно и многозначно. Сам термин "мотив" несет на себе
отпечаток условности и недостаточной определенности. В литературоведческих
словарях нет единого, точного определения этого термина.
В Лермонтовской энциклопедии (1981г.) дается следующее определение:
"Мотив - (от французского motif - мелодия, напев) - устойчивый смысловой
элемент литературного текста, повторяющийся в пределах ряда фольклорных
(где мотив означает минимальную единицу сюжетосложения) и литературно-
художественных произведений".
Мотив может быть рассмотрен в контексте всего творчества одного или
нескольких писателей, какого-либо литературного направления или
литературы целой эпохи, а также отдельного произведения. В поэзии
воплощается в ведущих темах, символах, сюжетных ситуациях, образах [47 ].
Распространившись на сферу исследований индивидуального творчества и
став актуальным аспектом современного литературоведческого анализа, термин
"мотив" все более утрачивает свое прежнее содержание, относившееся к
формальной структуре произведения: из области "строгой" поэтики он
переходит в область изучения мировоззрения и психологии писателя (или даже
психологии творчества). Мотивами стали называть и характерные для поэта
лирические темы или комплекс чувств и переживаний, а также константные
свойства его лирического образа, независимо от того, находили ли они
соответствующее выражение в какой-либо устойчивой формуле. В этом смысле
термин "мотив" широко используются в исследованиях поэзии и в современном
лермонтоведении. Именно в таком расширенном варианте и будет использоваться
этот термин в данной работе.
Творчество Лермонтова представляет собой несомненное и органическое
единство, естественно, что и мотивы его лирики взаимосвязаны, тесно
переплетены друг с другом, часто “просвечивают” один через другой.
Формулировка "Библейские мотивы" включает в себя, на правах
обобщающей, такие мотивы, как христианские, евангельские, т.к. эти
названия берут свое начало из книг Нового Завета. Здесь же пойдет речь и
о религиозных и богоборческих мотивах, которые в Лермонтовской
энциклопедии выделены в отдельные статьи, но без которых анализ влияния
Библии на Лермонтова будет неполным, потому что только в совокупности
микроанализов раскрывается объемность и целостность миросозерцания поэта,
его отношение к жизни и Богу.
Библейские мотивы относятся к философско-символическим мотивам.
Библейские мотивы могут быть также своеобразным историко-культурным
комментарием к лермонтовским текстам.
Библейские мотивы входят в поэзию разными путями, получают разную
художественную разработку. Но они всегда дают творчеству духовно восходящее
направление, ориентируют его на абсолютно ценное.
У наших поэтов это принимало и принимает несколько форм, зачастую
сочетающихся в одном произведении.
Во-первых, форму лирического переживания, религиозных состояний и
настроений в многообразии и их интимно-психических оттенков. Стихи
рождаются или могут рождаться из молитвенных движений души. Точно так же
покояние, вера в милосердие Божие, надежда на спасение, христианская
любовь, мистическое созерцание, пророческое прозрение - всему этому поэзия
умеет дать богатое смыслом и эмоциональными красками выражение.
Во-вторых, форму поэтического воплощения идей о Боге, о мироздании,
о человеке как образе и подобии Божием.
В-третьих, форму художественного истолкования лиц и сюжетов из
Библии.
В-четвертых, форму отображения живой религиозной жизни нации, ее
религиозно-мистического опыта, нравственных и эстетических идеалов,
воспринятых русским сознанием из библейских источников (из православия).
Конечно, черты мировосприятия, умственного склада, литературного
вкуса налагают свою печать на разработку этих мотивов каждым поэтом. В ней
может преобладать гармоническое, примиряющее звучание или, наоборот,
драматически обостряться противостояние истины и лжи, праведности и
греховности, веры и неверия. Один поэт благоговейно приемлет мир Божий,
другой, как библейский Иов, обращает к Богу вопросы о причинах и целях
творения, вопросы, нередко исполненные сомнений и скорби.
Именно таким противоречивым, религиозным и борющимся, пытающимся
понять непознанное и был М.Ю.Лермонтов.
И кто знает, не скажет ли Бог судьям Лермонтова, как друзьям Иова:
"Горит гнев Мой за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб
мой Иов"-раб Мой Лермонтов" (Мережковский).
Итак, целью данной дипломной работы является исследование
библейских мотивов, их места и роли в творчестве Лермонтова.
Цель определяет задачи работы:
1. Выявить основные библейские темы, образы, сюжеты, идеи и
определить их место в поэтической системе Лермонтова.
2. Проанализировать функции сюжетов, образов, цитат из Ветхого
Завета и последней книги Нового Завета - Апокалипсиса в творчестве
Лермонтова.
3. Рассмотреть влияние Библии не только на содержание произведений
(образы, мотивы, сюжеты), но и на форму литературных творений Лермонтова.
Произвести целостный анализ стихотворений-молитв поэта.
Поставленные задачи помогают последовательно выстроить текст
дипломной работы, т.е. определить ее структуру.
В I-ой главе - "Лермонтов и Библия" - представлены общие сведения о
влиянии Библии на Лермонтова; раскрывается противоречивое отношение
поэта к Богу; дается сопоставительный анализ отдельных стихотворений или
цитат из них и библейских текстов:
- ветхозаветных книг, к которым, как замечено исследователями,
больше тяготел Лермонтов (I.1);
- книги Нового Завета - Апокалипсиса (I.2).
Во II-ой главе - "Молитвенная лирика Лермонтова" - раскрывается
своеобразие молитвенного жанра в творчестве поэта и анализируются его
стихотворения-молитвы.
В заключении сделаны выводы по теме.
Глава I. Лермонтов и Библия
( 1. М.Ю.Лермонтов и мир Ветхого Завета
Жизненно-поэтическое мышление Лермонтова, с детства соприкасавшегося
с религиозно-молитвенным обиходом в доме своей бабушки Е.А. Арсеньевой,
было приобщено к кругу образов "Писания" (Библии) даже в большей мере,
чем умозрение многих других крупных фигур романтизма. Так, Лермонтову чужд
внебиблейский пантеизм йенских романтиков или П.Б.Шелли, увлечение
магической стихией у первых и интерес к античному мифу у второго
(например, образ Прометея).
Вся внутренняя жизнь Лермонтова протекает как бы в присутствии и
перед взором личного бога Библии, которого поэт именует, в соответствии с
книгой Бытия:
"создателем мира" [1,I,118],
"творцом природы" [1,III,491],
в одной из ранних редакций “Демона” вспоминается:
Святой великий час,
Когда от мрака отделился свет [1,III,511], -
такие же строки можно найти в Бытие 1.3-4: "И отделил Бог свет от тьмы". В
светлые минуты своей жизни поэт слагает дивные гимны Создателю прекрасной,
величественной вселенной. В стихотворении "Кладбище" [1,I,118]:
Над головой
Жужжа, со днем прощается игрой
Толпящиеся мошки, как народ
Существ с душой, уставших от работ!..
Стократ велик, кто создал мир! велик!..
Сих мелких тварей надмогильный крик
Творца не больше ль славит иногда,
Чем в пепел обращенные стада?
Чем человек, сей царь над общим злом,
С коварным сердцем, с ложным языком?..
Разве это не то же, что некогда сказал Давид: "Всё дышущее да хвалит
Господа"? (Псалом СL,6).
Мцыри чудилось, будто какие-то голоса шептались по кустам
О тайнах неба и земли;
И все природы голоса
Сливались тут; не раздался
В торжественный хваленья час
Лишь человека гордый глас [1,III,439].
Вся природа славословит Бога:
"Да восхваляет Его небеса и земля,
моря и все, движущееся в них" (Псалом LХIХ,35).
В ясный день, когда всюду царит тишина, поэт созерцает в небесах
Бога:
Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;
Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;
Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он,-
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,-
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога... [1,II,24]
Это напоминает пророка Илью, которому Бог явился не при вихре, не при
землетрясении или в огне, а в таинственной тишине. Лермонтов говорит о
ветерке, Библия - "о веянии тихого ветра"(I кн. Царств, ХIХ, 11-13).
Но могучий как Яаков (и хром, как он), поэт не раз дерзал вступать
в богоборчество. Его религиозно-богоборческие переживания отличаются
большой непосредственностью и внутренней независимостью. И это
естественно для романтика-бунтаря, склонного презирать "суеверное"
послушание толпы и разговаривать с "высшей силой" на равных, отстаивая свою
личную исключительность и достоинство.
На Бога при случае возлагает Лермонтов ответственность за
несовершенства миропорядка и надломы в собственной жизни.
Бог представляется ему по-библейски "всесильным"- это тот, кто может,
но не хочет ответить благославляющим "да" на бурные притязания поэта,
хотя в иных случаях это всемогущество промыслителя для Лермонтова как бы
ограничено соприсутствием демонического мирового начала.
Короче всего "кредо" Лермонтова выражено в юношеской драме
"Испанцы" [1,IV,21]: “...верь, что есть на небе бог - и только! Я сам не
верю больше этого!” И действительно поэт постоянно сомневается в прочих
существенных принципах библейской веры. Так, в той же драме "Испанцы"
можно увидеть сомнение автора в благости провидения:
"Бог знал заране всё: зачем же он не удержал судьбы?..
Он не хотел!" [1,IV,97].
В словах Демона: "Ждет правый суд: простить он может, хоть осудит"
[1,III,474], - чувствуется сомнение в милосердии божием. Но в своем
отношении к божьему суду Лермонтов в разных своих произведениях
противоречит сам себе. В стихотворении "Смерть поэта" [1,II,17] он
твердо уверен в честности и справедливости божьего суда:
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Противоречит поэт и в вере в загробную жизнь. Так, строки из
стихотворения "Не смейся над моей пророческой тоскою" [1,II,30]:
Но я без страха жду довременный конец.
Давно пора мне мир увидеть новый, -
дают право полагать, что Лермонтов уверен в загробном существовании. А вот
другие произведения говорят об обратном. Лермонтов сомневается в
загробной жизни и в стихотворении "Слова разлуки повторяя":
Слова разлуки повторяя,
Полна надежд душа твоя;
Ты говоришь: есть жизнь другая,
И смело веришь ей ... но я ?..
Оставь страдальца!- будь покойна:
Где б ни был этот мир святой,
Двух жизней сердцем ты достойна!
А мне довольно и одной.
Тому ль пускаться в бесконечность,
Кого измучил краткий путь?
Меня раздавит эта вечность,
И страшно мне не отдохнуть!
Я схоронил навек былое,
И нет о будущем забот,
Земля взяла своё земное,
Она назад не отдает!.. [1,I,371]
и в финале драмы "Menschen und Leidenschafen" ("Люди и страсти"):
Юрий: Мы никогда, никогда не увидимся.
Любовь: Если не здесь, то на том свете...
Юрий: Друг мой! нет другого света... есть хаос...он
поглощает
племена... и мы в нём исчезнем... мы никогда не
увидимся...
разные дороги... нет рая - нет ада... люди брошенные
бесприютные созданья [1,IV,181].
Говоря обо всем этом, Лермонтов прибегает то к яростным сарказмам,
то впадает в тон усталой иронии. И все же, какова бы ни была дерзость его
сомневающейся и отрицающей мысли, ценностный мир поэта в значительной
степени организован вокруг остро прочувствованной библейской символики с её
антитезами райского сада и адской бездны, блаженства и проклятия,
невинности и грехопадения.
Тексты Лермонтова обнаруживают следы внимательного чтения
библейских книг обоих заветов. Ветхий Завет - это так называемая Иудейская
Библия, написанная на древнееврейском языке и включающая описание
зарождения и развития жизни на земле до рождения Иисуса Христа. Новый
завет - это собственно христианская часть Библии.
Среди черновых заметок, сделанных на заре поэтической деятельности,
лермонтоведы нашли такую: "Демон". Сюжет. Во время пленения евреев в
Вавилоне ( из Библии). Еврейка. Отец слепой. Он в первый раз видит её
спящую. Потом она поет отцу про старину и про близость ангела - как прежде.
Еврей возвращается на родину. Её могила остается на чужбине" [1,V,348].
Лермонтов нередко употребляет библейские собственные имена:
. Аарон: "служитель Аарона" [1,III,55]
"премудрый пастырь Аарон" [1,II,20]
. Авраам: "Нет, Аврааму было легче самому
на Исаака нож поднять, чем мне [1,IV,118].
. Адам: "внук Евы иль Адама" [1,III,365]
"она не одному Адамову внуку вскружила голову" [1,IV,185]
. Ева: "Евы дочь" [1,III,395]
. Израиль: "плачь, плачь Израиля народ" [1,I,145]
О, Израиль,
Израиль!.. ты скитаться должен в мире,
тебя преследуют стихи даже [1,IV,68]
. Иуда: Отовсюду
Гоняли наглого Иуду [1,III,57]
Пришло Иуде наказанье [1,III,57]
Иуда! мыслит мой улан [1,V,189]
"За тридцать серебрянников продал
Иуда Христа..." [1,IV,151]
"Поцелуй Иуды" [1,V,51]
. Каин: "один, всегда один, отверженный, как Каин, Бог знает, за чьё
преступленье" [1,V,104]
. Моисей: Отец мой сказал, что закон Моисея
Любить запрещает тебя [1,I,385]
"закон Моисея не существовал прежде земли"[1,III,145]
. Павел: "послание апостола Павла" [1,V,49]
. Соломон: Когда бы Тирзу видел Соломон,
То верно б свой престол украсил ею,
У ног ея и царство, и закон,
И славу позабыл бы... [1,III,376]
"Я говорил о царе Соломоне, который воспевал умеренность
и советовал поститься, а сам был не из последних скоромников
[1,III,150].
Это конечно же не полный список, а только лишь некоторые яркие
примеры из него. В произведениях поэта можно найти ещё много библейских
имен: Исаак, Саул и другие.
Характерно также употребление географических названий.
. Иерусалим (Ерусалим, Солим):
"ветвь Ерусалима" [1,II,18]
"Клянусь Ерусалимом" [1,IV,24]
Солима бедные сыны. [1,II,18]
"Пророк рождён в Ерусалиме" [1,IV,75]
Плачь, Израиль! о, плачь! - твой Солим опустел!.. [1,IV64]
. Иордан: У вод ли чистых Иордана [1,II,18]
. Ливан: На гордых высотах Ливана [1,III,150]
Ещё у ног Ливана тишина.
Ночной ли ветер в горах Ливана
Тебя сердито колыхал? [1,II,18]
. Мертвое море: "воспоминанья? да, но какие? горькие, обманчивые,
подобно плодам, растущим на берегах Мертвого моря, которые
блистая румяной корою, таят под нею пепел, сухой, горячий
пепел!" [1,V,321]
. Палестина: "Ветка Палестины" [1,II,18]
"на холмах Палестины" [1,III,193]
. Сион: Не раз в Сион они ходили [1,I,79].
Библия внушила поэту то гуманное отношение к евреям, которому он был
верен всю жизнь и которое нашло отражение в его произведениях: "Плачь,
плачь, Израиля народ!", трагедия "Испанцы" , "Ветка Палестины".
В "Вадиме" поэт говорит о душах, которые “подобно выкрашенным
гробам притчи”. Наружность их - блеск очаровательный, внутри - смерть и
прах". Это из Евангелия. Матфей, 23.27. В "Княгине Лиговской" и в "Герое
нашего времени" точно таким же образом брошены иронические блики на
описания светского быта: души, старых кокеток "подобны выкрашенным гробам
притчи" [1,V,109].
В "Герое нашего времени": "В тот день немые возопиют, и слепые
прозрят" [1,V,231]. Быть может, это из Исайи, где есть такие слова: "Тогда
откроются глаза слепых, и уши глухих услышат; Тогда хромой будет прыгать,
как олень, и язык немого будет петь"(Исайя, 35.6).
Но у Лермонтова сравнительно немногочисленны цитаты или аллюзии,
которыми автор пользуется просто как поговорками. В большинстве же
случаев Лермонтов глубоко проникает в дух названных источников и
напряженно переосмысливает те или иные эпизоды.
Интерес поэта к миру Ветхого Завета роднит его с Байроном (Л.
Гроссман). Существует и другая точка зрения. В.Т. Олейник считает, что "по
всей вероятности, Лермонтов прочитал английскую дилогию Мильтона о рае
не позднее 1828 г. И так называемый "библейский пласт" в поэзии
Лермонтова, начиная с 1829г., представляет собой не столько художественную
обработку общехристианских мотивов и образов, отражающую знакомство юного
поэта с текстом священного Писания и с литературной традицией русского
православия, сколько интерпретацию тем и художественных деталей,
восходящих к "библейским поэмам" Мильтона"[74,299]. Такое мнение весьма
спорно, но оно существует, и его надо принимать во внимание. Несерьезно,
конечно, полагать, что "Потерянный и возвращенный рай" произвел на
Лермонтова такое впечатление, что тот потом всю творческую жизнь только и
делал, что занимался переложением и интерпретацией художественных тем и
образов из этой поэмы. "Библейский вопрос" Лермонтова куда шире и сложнее.
За ним стоит жизненно-поэтическое мышление поэта, его мировоззрение,
духовное развитие и всепоглащающая борьба двух начал: Добра и Зла.
Грандиозная мистерия книги Бытия, сказания о "праотцах", царях и
пророках как некие основополагающие образцы жизненного драматизма,
сосредоточенность на народной судьбе и народной истории, тон прямодушной
ответственной серьезности ("стиль библейский и наивный", по лермонтовскому
определению из письма к К.Ф.Опочину, 1840г.) - все это импонировало
европейским романтикам и младшим "архаистам" ( в том числе А.С. Грибоедову,
В.К. Кюхельбекеру и др.), высоко ценившим "псалмопевческую" традицию М.В.
Ломоносова и Г.Р. Державина.
Обращение Лермонтова к эпизодам библейских сказаний типологически
находится внутри этой тенденции. Но можно выделить темы из Ветхого Завета,
вызывавшие у него не столько литературный и культурно-эстетический, сколько
лично-психологический отклик.
Первая тема - тема чудесной сверхчеловеческой мощи. Продолжая
традиции своих знаменитых предшественников, в особенности Пушкина А.С.,
Лермонтов сопоставляет поэта по этой линии часто с пророком, и даже с самим
творцом.
Строка из стихотворения "Поэт", 1838г.: "Твой стих, как божий дух,
носился над толпою" [1,П,42] вызывает в памяти картину сотворения мира:
"Земля же была безвидна и пуста,
и тьма над бездною; и Дух Божий
носился над водою" ( Бытие, 1.2).
Другими словами, призвание поэта - влиять на народную толпу так, как
повеления бога благоустраивают первозданный хаос.
Почти такая же власть может исходить и от демонической и потому в чем-
то богоподобной личности. Так, Вадим, глава народного бунта, из
одноименного романа Лермонтова, наделен сверхчеловеческим могуществом
вождя. Толпа расступается перед ним, "как некогда море, тронутое жезлом
Моисея" (сравн. Исход 14:5-21: "Вскоре, когда израильтяне вышли на берег
Чермного (Красного) моря и им некуда было бежать, египтяне стали настигать
их... Бог повелел Моисею протянуть руку с жезлом к морю. Когда Моисей
протянул свою руку, то Господь погнал морские воды сильным восточным
ветром, так что в течение ночи часть моря перед израильтянами сделалась
сушей, воды как бы расступились перед ними. И пошли все потомки Израилевы
среди моря по суше, а вода же была им стеною по правую и левую сторону.").
Тому же чудотворному Моисееву жезлу, высекающему воду из скалы,
уподоблено поэтическое вдохновение, способное преобразить даже
"отвратительный предмет" [1,II,20]; этим величественным библейским
сравнением Лермонтов неожиданно завершает шутливое и не вполне пристойное
послание "Расписку просишь ты, гусар" [правда здесь, по мнению
лермонтоведов, поэт неточен или сознательно контаминирует две библейские
легенды: "Ударил в скалу жезлом своим" Моисей, "и потекло много
воды" (Числа 20:8-11); "жезл Ааронов... расцвел, пустил почки, дал цвет
и принес миндалины" (Числа 17.8)].
Соединение достаточно легкомысленного содержания с библейской
образностью придает стихотворению дополнительный оттенок поэтического
озорства, свойственного юнкерским стихам.
Несмотря на простоту и сдержанность стихотворения "Пророк"
(1841г.) - одной из вершин лермонтовской лирики, стилистически как бы
изъятого из круга библейских ассоциаций по мнению многих, в этом
стихотворении тоже ярко выражено влияние Библии. Каждая фраза стихотворения
опирается прямо или косвенно на библейское сказание и одновременно
имеет острый злободневный смысл, поэтически точна, конкретна и вместе с
тем символически многозначна.
По мнению О.В. Миллер [47,449] возникновение стихотворения, по-
видимому, связано со спорами, которые Лермонтов вел с В.Ф. Одоевским по
вопросам философии и поэзии. На первом листе записной книжки, подаренной им
поэту перед отъездом на Кавказ, Одоевский написал несколько евангельских
изречений. Одно из них (из апостола Павла) касалось темы пророка и
соответствовало религиозно-просветительским взглядам Одоевского: "Держитеся
любове, ревнуйте же к дарам духовным да пророчествуйте. Любовь николи
отпадает". Можно предполагать, что эта цитата была непосредственным
импульсом к созданию острополемического по отношению к ней стихотворения.
В "Пророке" присутствует сближение с одной из самых могучих
ветхозаветных фигур, издавна пленявших русское народное воображение. При
чтении строк:
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;
Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя... [1,II,145] -
вспоминаются не только евангельские "птицы небесные", но и вороны, по
повелению свыше кормившие в пустыне пророка Илью (3 кн. Царств 17:1-6). Т.
Жирмунская в своей статье "Библия и русская поэзия" [34], сравнивая
пушкинского и лермонтовского "Пророков", пишет, что от победоносного
глашатая Бога, носителя высшей истины, не осталось и следа. Лишь мирная,
не знающая людских пороков природа внемлет лермонтовскому пророку. А венец
тварного мира, человек, знать не хочет никакого пророка. "Шумный град"
встречает его насмешками "самолюбивой" пошлости, неспособной понять
высокого, аскетического инакомыслия.
Так же не поняли люди Илью, не поверили в его пророческий дар, в его
связь со Всевышним. Библейский мотив помогает здесь понять и идейную
направленность стихотворения.
Вторая тема - это тема "метафизической" тревоги и необъяснимых
душевных терзаний. Не стоит большого труда заметить, что Лермонтов чаще
говорил в своих произведениях о муках, об огорчениях, доставляемых
жизнью, нежели об ее радостях. Жизнь не очень-то жаловала поэта, судьбу его
нельзя назвать счастливой. Ведь прожил Лермонтов всего лишь двадцать шесть
лет. Это такой малый срок, чтобы определиться, в мучениях и размышлениях
искать свой смысл жизни.
Поэт не раз говорил о жизни, как о чаше страданий:
Мы пьем из чаши бытия
С закрытыми очами,
Златые омочив края
Своими же слезами,
Когда же перед смертью с глаз
Завязка упадет,
И все, что обольщало нас,
С завязкой исчезает;
Тогда мы видим, что пуста
Была златая чаша,
Что в ней напиток был - мечта,
И что она - не наша! [1,I,203].
"Я еще не осушил чаши страданий и теперь чувствую, что мне еще
долго жить". Тема "чаши горя" также берет свое начало из Библии. В
разных ее местах можно встретить такие изречения:
"Ибо так сказал мне Господь, Бог Израилев: возьми из руки моей
чашу сию с вином ярости и нотой из нее все народы, к которым я
посылаю тебя" (Иеремия 26:15).
"Если возможно, да минует меня чаша сия" (Евангелие от Марка,
14:36).
Это уже из новозаветных книг Библии.
"Чаша в руке Господа, вино кипит в ней, полное смешения, и он на-
ливает из нее. Даже дрожжи ее будут выжимать и пить все нечестивые
земли" (Псалом 74.9.).
Библейским источником служит для Лермонтова и эпизод из I-ой книги
Царств (16), где повествуется о "злом духе от Господа", насланном за
грехи на Саула, и о юном Давиде, разгонявшем игрой на арфе мрачную
меланхолию царя.
Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
Вот арфа золотая:
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в струнах звуки рая.
И если не навек надежды рок унес,
Они в груди моей проснутся,
И если есть в очах застывших капля слез -
Они растают и прольются.
Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,
Мне тягостны веселья звуки!
Я говорю тебе: я слез хочу, певец,
Иль разорвется грудь от муки.
Страданьями была упитана она,
Томилась долго и безмолвно;
И грозный час настал - теперь она полна,
Как кубок смерти, яда полный [1,II,5].
Лермонтов приближает переложение "Еврейской мелодии" Дж.Байрона к
библейскому повествованию: у английского поэта нет упоминания о
царственном сане лирического героя, у Лермонтова - "Как мой венец, мне
тягостны веселья звуки".
Д. Гинцбургом указывалось также на отражение в этом стихотворении
некоторых мотивов экклезиаста [47,156]. Лермонтов усилил эмоциональное
звучание "Еврейской мелодии". В.Г.Белинский отметил внутреннюю близость
перевода Лермонтова к основному содержанию его творчества: "Это боль
сердца, тяжкие вздохи груди; это надгробные надписи на памятниках погибших
радостей..." [47,156].
К этому же эпизоду (обращение царя Саула к Давиду) Лермонтов
возвращается в поэме "Сашка" (1835-1836):
И жадный червь ее [душу] грызет, грызет, -
Я думаю тот самый, что когда-то
Терзал Саула; но порой и тот
Имел отраду: арфы звук крылатый,
Как ангела таинственный полет,
В нем воскрешал и слезы и надежды;
И опускались пламенные вежды,
С гармонией сливалася мечта,
И злобный дух бежал, как от креста.
Но этих звуков нет уж в поднебесной, -
Они исчезли с арфою чудесной... [1,III,380].
Поэт окружает этот эпизод сетью многозначительных метафор. На одном
полюсе у него - "жадный червь", терзающий душу поэта, как некогда он
терзал душу Саула (для сравнения можно привести печаль Демона, что
"ластится как змей"; ср. также грешников в геенне, "где червь их не
умирает и огонь не угасает", Марк 9.44,46).
На другом полюсе - арфа Давида, ангелическое начало музыкальной
гармонии, дающее исход слезам и надеждам и изгоняющее злобного духа,
подобно крестному знамению. Видимо, "приставленного" к Саулу "злобного
духа" Лермонтов мысленно сопоставлял сначала со своим "личным" Демоном (в
юношеском стихотворении "Мой Демон", 1830-31г.г. есть такие строки:
И гордый демон не отстанет,
Пока живу я, от меня...),
а затем, по мере героизации этого демона, - уже с его собственными
необъяснимыми муками, источником которых теперь оказывается жестокая воля
Всевышнего.
Третья тема - это тема скоротечности и незаметности скупо
отмеренной человеку жизни перед лицом вечного бытия.
Люди обыкновенно старятся до срока, хотя жизнь и без того
кратковременна. Поэт говорит:
Взгляните на мое чело,
Всмотритесь в очи, в бледный цвет:
Лицо мое вам не могло
Сказать, что мне 15 лет.
И скоро старость приведет
Меня к могиле [1,I,104].
И жизнь им в тягость с юных лет [1,III,162].
Стихотворение "1831-го июня 11 дня" - центральная поэтическая
медитация раннего периода творчества Лермонтова. Он перелагает здесь
|
|
